Дата публикации: 2018-02

Дата публикации в реестре: 2020-03-31T23:54:30Z

Аннотация:

Последнее десятилетие ознаменовалось масштабным внедрением в российскую правовую систему категорий «добросовестность» и «недобросовестность». Используемая ранее исключительно в институтах приобретения и защиты вещных прав, где добросовестность понималась как незнание о некоторых обстоятельствах поступления вещи в незаконное владение лица («не знал и не должен был знать», находился в состоянии так называемого извинительного заблуждения), указанная категория приобрела характер основного начала гражданского законодательства в виде общего требования, обращенного к субъектам всех гражданских правоотношений: действовать добросовестно при установлении, осуществлении и защите субъективных гражданских прав и при исполнении гражданских обязанностей (п. 3 ст. 1 ГК РФ). В частности, с позиции добросовестности было предложено оценивать поведение нарушителя в охранительных отношениях. Данное нововведение породило проблему конкуренции недобросовестности с таким условием гражданско-правовой ответственности, как вина нарушителя. Решение этой проблемы усматривается в выявлении истинного значения категории добросовестности в качестве требования: она представляется объективным критерием оценки поведения лица как «правильного», одобряемого правом, а недобросовестность – в качестве нарушившего «нравственный дух», смысл законов, а не их букву, «неправильного», не одобряемого правом. Презумпция добросовестности, закрепленная в ст. 10 ГК РФ, означает предположение о «правильности» поведения лица с точки зрения нравственности. Презумпция виновности, закрепленная в ст. 401 ГК РФ, означает, что при доказанности «неправильного» поведения лица с точки зрения нравственности, оно считается виновным, пока не доказано обратное

Тип: Journal Article